Писатель: Фельдман Александр Васильевич
Входит в цикл: “Статья”
Рассказ в сборнике: Сборник: Статья
Аннотация
Вот что написал о портрете гениальный фотограф Ричард Аведон: Одолженные собакиКогда я был мальчиком, моя семья очень заботилась о наших снимках. Мы планировали их. Мы выстраивали композиции. Мы наряжались. Мы позировали у дорогих машин и чужих домов. Мы одалживали собак. Почти в каждой семейной фотографии, сделанной в моем детстве, была другая взятая напрокат собака, моя мама, моя сестра и я. Казалось необходимым создать иллюзию, что Аведоны владельцы собак. Просматривая наши снимки недавно, я нашел одиннадцать разных собак за один год, мы стояли перед навесами и паккардами с чужими собаками и всегда, всегда улыбались. Семейный альбом лгал о том, кем мы были, и говорил правду о том, кем мы хотели быть.Когда я впервые посмотрел портреты Эгона Шиле - я не знал его работы до тех пор, пока в 1986 году в Музее современного искусства не увидел выставку "Вена 1900" - я был взволнован.Они казались мне одними из самых высоких образцов портрета без одолженных собак. Поэтому, когда Кирк Варнедо, куратор выставки, пригласил меня выступить с лекцией в музее, я начал думать о том, что я мог бы сказать о Шиле. Я думал, что сопоставлю искренность и сложность Шиле со всей традицией лести и лжи в создании портретов. Я всегда думал, что Рембрандт был мастером пустого облагораживания в портретной живописи и что он был самым опасным "Мастером одолженной собаки" просто потому, что он самый совершенный из художников. Я был готов сказать суровые вещи о Рембрандте, но хотел все взвесить. Я решил отклонить предложение Варнедо.Теперь то, что я собираюсь вам сказать, верно в каждой детали. Утром, когда я решил не пытаться публично говорить о Шиле и Рембрандте, я вышел из своего кабинета в спальню (у меня плотники строили книжные полки под кроватью), а там у окна был сам Рембрандт. Стоял в моей спальне в свете Рембрандта. Там, держа молоток, в одежде плотника, был сам гений. Я потянулся к книге Кеннета Кларка о Рембрандте и показал Рембрандту, плотнику, главу о его автопортретах. Плотник согласился, что они были абсолютно с ним схожи. Он указал на один и сказал: "Это, конечно, когда я был моложе". Я установил свою камеру, попросил его подражать рисункам, которые я ему показал, и сделал несколько снимков. (Все это произошло за пять минут.) Рембрандт-плотник действовал именно как Рембрандт-живописец. Мне раньше казалось неоспоримым, что Рембрандт играл, когда делал свои автопортреты. Это было так ясно, что на протяжении всей своей жизни он полностью перевоплощался - используя костюмы, тюрбан, берет, плащ, лохмотья нищего, золотую одежду султана и чью-то собаку. Но что бы он ни одел, его взгляд пробивается через любой образ. И только благодаря плотнику-Рембрандту, я понял, что именно это связывает Рембрандта и Шиле, но Шиле довел это действие до вдохновляющей и радикальной крайности. И эта крайность должна быть темой моего выступления, так же как и главным качеством всех портретов, которые меня интересуют. Поэтому я передумал говорить.Портрет по сути спектакль, и как любое представление, он может быть хорошим или плохим, а не естественным или наигранным.Понятно, утверждение о том, что все портреты являются своего рода представлениями, видами лицедейства, может вызвать беспокойство, поскольку это предполагает наличие некой хитрости, скрывающей тайну о человеке. Но это совсем не так.Все дело в том, что невозможно "дойти" до самого человека, до его сути, откинув внешнее.Внешнее - вот все, чем мы располагаем. Пробиться сквозь поверхность можно, только работая с самой поверхностью. Все, что вы можете сделать, это манипулировать этим - жестом, костюмом, выражением радикально и правильно. И я думаю, что Шиле понял это глубоко и по-своему. Мне кажется, что вместо попытки отказаться от традиции постановочного портрета (что, в любом случае невозможно), Шиле довел ее до крайности. Он разбил форму,увеличив громкость до крика. Я думаю, что это начинается с движения рук на портретах Шиле. Все художники-портретисты должны думать о том, что делать с руками. Это своего рода задержанный момент в потоке жестов. Жест не просто не идет в ногу с мыслью. Напротив, жест в жизни всегда следует за мыслью и предшествует словам. Вы протягиваете руку, затем говорите: "Привет". В фиксированном изображении невозможно, чтобы одно действие шло за другим, жест в портрете не является пантомимой. Расположение рук тесно связано с выразительным качеством изображения, его графическим ритмом в целом, а также его психологическим и эмоциональным содержанием.Первым, что я увидел у Шиле, были образы марионеток. Автопортрет с поднятой левой рукой является хорошим примером. Эти растопыренные пальцы кажутся целенаправленно невыразительными - эксперимент, который художник мог бы сделать, пытаясь найти какой-то случайный, или непредсказуемый элемент для разрушения стереотипной формы. При втором взгляде мне ясно, что новый язык рук Шиле действительно влияет на вещи фундаментальным образом. Прежде всего, то, что начинается с пантомимы, становится частью более широкой графической схемы - зубчатого, веретенообразного ритма, который вы видите так же ясно в цветах Шиле, как и в его
Случайный абзац
Конечно, здесь возможен конфликт вкусов. Клиент не обязательно понимает, что есть благопристойность, так же, как и фотограф. Фотографы ремесленники отметали всякие сомнения и ориентировались на средневзвешенные в собственно опыте общественные вкусы. Зачастую, они сами принадлежали к числу средневзвешенных и не отличались оригинальным видением и вкусом.
Живописцы, например, в заказных портретах, так же не всегда могли совместить в работе над портретом одновременно и свой художнический замысел, и ожидание заказчика. Клиенты отказывались. Сердились. У фотографов таких протестов было меньше. Фотография, так или иначе, отражает сиюминутное состояние внешнего облика и потому мало кто решался пенять на себя, относя неудачи на собственную не фотогеничность. Заказчик, конечно, далеко не все понимает в проблемах управления изобразительными решениями. Разумеется, в портрете трудно проявить настоящее в человеке, если по природе человеческой ему и самому-то себе не вполне ведомо каково оно.
Координаты: 1434 год; 0.16 кубика адреналина.
Индекс удобочитаемости Флеша — 26, для магистров.
Похожие книги